Зейн Грей - Пограничный легион [сборник]
Тут она подошла поближе к Келлзу и со всей удивительной нежностью, на которую способна женщина в критический миг, когда жизнь и душа висят на волоске, одним усилием воли превратилась в полную противоположность тому повергнутому в ужас, дикому, непокорному существу, которое только что так отчаянно защищалось от него.
— Сейчас я покажу вам, разницу, — шепнула она, склоняясь к нему — взволнованная, нежная, искренняя, пугающе прекрасная в ореоле своего женского очарования.
— Что-то мне говорит… дает мне силы…. О том, что может быть… если вы станете человеком, хорошим человеком, не бандитом… И… если б это было возможно… увидели разницу между женщиной… Я покажу вам… чтобы спасти душу! Она взяла остолбеневшего Келлза за руки, скользнула ему в объятья, на миг прижалась к нему всем трепещущим, податливым телом и, подняв бледное сияющее лицо — искреннее, потому что она честно стремилась к своей цели, — чтобы он на миг увидел красоту, нежность и саму душу любви, она прижала теплые дрожащие губы к его губам… И тут же в испуге отпрянула. А Келлз остался на месте, ошеломленный, словно случилось что-то сверхъестественное; с лица исчезло злое выражение, жесткие черты разгладились.
— Боже мой! — еле слышно выдохнул он. Потом вдруг, словно очнулся от сна, бросился вниз по лестнице, рванул занавес и исчез.
Джоун упала на постель и излила остатки сил в успокоительных, слепящих слезах. Она победила. Теперь ей нечего бояться Келлза. В этот единственный миг она так возвысила его в его собственных глазах! Но какой ценой!
Глава X
На другой день, когда Келлз позвал Джоун в нижнюю хижину, она убедилась, что ее надежды, ее глубокая вера не обманули ее: она не просто возвысилась в его глазах, она облагородила его самого. Об этом говорил не только его тоскливый взгляд и осунувшееся лицо, сколько интуиция Джоун.
— Вам нельзя больше сидеть взаперти, — обратился к ней Келлз, — вы похудели и побледнели. Выйдите на солнце, на воздух. Да и к банде пора привыкать. Бейт Вуд утром говорил, что принял было вас за призрак Дэнди Дейла. Наверно, вас так и будут здесь называть. Не хочу давать советов, как вам вести себя с моими людьми, только если вы будете обходиться с ними по-дружески, вам будет гораздо легче жить среди них. А от хижины далеко не отходите. Если кто скажет или сделает что-нибудь, что вас оскорбит, — не раздумывая стреляйте. Только не вопите и не зовите меня. Вы вполне можете сами со всеми управиться.
И все-таки выйти на свет божий в костюме Дэнди Дейла было сущей пыткой. Джоун шла нетвердой походкой, по лицу, под маской, пробегали холодные мурашки. Но не от стыда, а от страха: только бы Джим Клив не узнал ее в этом вызывающем одеянии. Перед хижиной, понуро опустив головы, стояли несколько покрытых пылью, нерасседланных лошадей. Едва Джоун показалась в двери, мужчины, праздно болтавшие тут же, разом умолкли.
Пахло пылью, лошадьми, сыромятиной, виски и табаком. Никого из мужчин Джоун не знала, и это помогло ей взять себя в руки. Увидев же, какую сенсацию произвело ее появление, она совсем повеселела. Мужчины так смешно застыли с широко открытыми ртами, пожирая ее глазами; а один, совсем старик, выронил изо рта, скрытого седой бородой, трубку и даже не заметил. Первым опомнился темноволосый парень, с виду совсем беспутный, на лице которого неизгладимый отпечаток оставили годы разгульной жизни: с неуклюжей галантностью он приподнял сомбреро и слегка поклонился. Его примеру последовали остальные. Приветствия, при всей их неловкости, были вполне дружелюбны. Джоун очень хотелось вернуться в хижину, однако она заставила себя остаться на месте и не обращать внимания на устремленные к ней со всех сторон любопытные, а порой и дерзкие взгляды. Остальное было уже легче. Как хорошо, что лицо ее скрывала маска! Тихо пробормотав в ответ на приветствия нечто нечленораздельное, Джоун вступила во вторую фазу жизни среди бандитов. Конечно, естественность и непринужденность пришли к ней не сразу, но когда, наконец, пришли, она вновь обрела присущий ей трезвый взгляд на вещи и смелость.
Хотя она уже успела насмотреться на гнусные физиономии пограничных головорезов, теперь ей пришлось увидеть лица еще более мерзкие, порой прямо непристойные. И все же, несмотря на всю их порочность, несмотря на наглость восхищенных взглядов, она не могла не почувствовать в них и приветливости, и сочувствия, и доброжелательности. Джоун подошла к усталым грязным лошадям, потрепала их по мордам, погладила. В это время на тропе показался всадник. Подъехав, он спешился у хижины Келлза. Сразу за ним прискакали еще двое. Оба во все глаза таращились на Джоун. А Джоун все время не покидала смутная тревога, ожиданье чего-то. Что бы она ни делала, о чем бы ни говорила, за всем стояла одна неотступная, пугающая мысль — а вдруг она прямо сейчас встретится лицом к лицу с Джимом Кливом? Где он? Что делает? Пьет? Играет? Спит? Остался ли он самим собой — честным парнем? А что будет, когда они встретятся? Как дать ему знать о себе и обо всем, что случилось, пока он на самом деле кого-нибудь не убил? И опять ее охватывал страх — ведь Клив может узнать ее и в этом костюме, и в маске.
Она немного походила взад и вперед, поглощенная своими мыслями, как вдруг еле приметное движение среди бездельничающих бандитов привлекло ее внимание к толпе людей, с криками бежавших за какими-то всадниками, среди которых Джоун сразу узнала Пирса и Французика, а потом, похолодев от страха, и Джима Клива. Они подъезжали к хижине. Сердце Джоун забилось. Нет, Сейчас ей никак нельзя встречаться с Джимом: вдруг этот маскарад не поможет? Все ее планы разлетелись бы в пух и прах. Она забыла о Келлзе, забыла, чем может обернуться встреча с Джимом. Картины встречи — неизбежного разоблаченья, боли, которую причинит Джиму и само ее присутствие тут, и его смысл — ворвались в ее воображение и вытеснили из головы все остальное. Маска маской, а проницательного взгляда Джима ей не выдержать. И, струсив, Джоун решила укрыться в хижине. Но еще не переступив порога увидела, что происходит что-то необычное: бандиты повскакивали на ноги и, громко переговариваясь, напряженно следят за приближающейся группой, а из двери, не замечая Джоун, со сверкающими глазами выходит Келлз. Джоун проскочила в хижину и, оказавшись в четырех стенах, успокоилась.
Теперь страх уступил место любопытству.
Большая хижина была пуста. Через входную дверь виднелась часть столпившихся бандитов. Все галдели, глядя куда-то вверх. Раздался повелительный голос Келлза, но слов было не разобрать. Потом в дверях появился он сам, а с ним Пирс. Следом шел Джим Клив. Как только эти трое оказались внутри, за ними, как рой разозленных пчел, втянулись остальные. Келлз и Пирс что-то говорили, но голоса их тонули в общем гаме. Наконец Келлз вышел из себя.
